Просидели на крыше с полчаса, ничего интересного не увидев. Алка опять запросила пить, и народ дружно вернулся к скважине. Тоха начал понимать, что никому просто неохота выбираться из этого тихого леска – здесь казалось безопаснее. Неизвестность пугала, а что там творится, в селе, понять было невозможно. Самое смешное – никто не хотел признаваться в своем страхе или брать на себя ответственность за дальнейшие действия. Если так и дальше будет продолжаться, то придется заночевать на крыше птичника, поужинав шелковицей.
При мысли об ужине у Тохи заурчало в животе. Вчера толком не ел, сегодня вообще, кроме пива, ничего в рот не брал. На свежем воздухе, после прогулки километров под двадцать по дорогам, степям и буйным лесам… Эх, мясо так и осталось в расстрелянной машине – он сейчас за шашлык готов родину продать.
У скважины они наткнулись на аборигена – дедок со стадом коз. Зрелище было пасторально-обыденным и по идее должно было доказывать, что в округе все спокойно. Вот только глаза у деда были как две водолазные маски, и, завидев людей, он стремительно ломанулся в заросли колючих кустов. Сразу видно – пуганый туземец. На полпути, правда, остановился – видимо, понял, что опасности они не представляют.
– Эй, отец! День добрый! – вежливо выкрикнул Олег. – Не убегайте! Мы хорошие! Слушайте, мы от озер идем, от соленых, у нас там подругу убили – из автомата какие-то мрази застрелили. И по берегу много людей также убито. У вас в селе как – все нормально?
В прежние времена глаза деда, и без того гипертрофированные от нескрываемого страха, после таких новостей просто бы полопались. Но сейчас он даже не стал для приличия делать вид, что удивлен, – быстро затараторил:
– Та тут багато кого вбылы. Солдаты якись на танках, у протыгазах. Усих вбывалы, кого бачать. Я лэдвэ вбиг. От Геничеська воны прийшлы. Вже назад поихалы, в сели нима их. А я не знаю, що дали буде, – узяв коз и в лиси буду сидиты, аж доки усэ не заспокоится.
Тоха понимал не все слова, но общий смысл уловил и включился в «допрос» аборигена:
– Слышь, отец, а менты что? Стояли и смотрели?
– Та ни – воны тэж. Повбывалы их. Там усих вбывалы. Всэ, хлопци, бувайте здорови. Йдыть ото степью аж до Геничеська – там, думаю, спокийнише будэ. А я в лис.
Проводив старика озадаченным взглядом, Тоха вытащил из кармана телефон:
– Так – сети как не было, так и нет. И почему-то я этому не удивлен… Солдаты какие-то на танках в селе резню устроили. Ментов, если дед не врет, тоже покрошили. Дела…
– Дед этот с ума сошел, – на грани истерики выдохнула Алла. – Сам сказал, что солдаты из Геническа сюда пришли, и при этом туда нас направил, говоря, что там спокойнее.
– Он просто опознал во мне москаля – и направил в засаду, – кисло ухмыльнулся Тоха. – Вы, хохлы, нас не любите.
– Дед реально с офигенными странностями, – поддержал девушку Лысый. – В селе такие дела, а он все бросил и погнал своих коз в лес. У него даже сумки нет. Что он делать будет в этом лесу, с этими козами?!
– Я бы сказал, но не при дамах, – не удержался Тоха.
– Блин, харэ шутить! Все серьезно, – попросил Олег. – Что делать будем? Домик наш на краю села получается, там Юлька должна быть. И там такие дела…
– Какие дела? – хмыкнул Тоха. – Дед же сказал – солдаты уже назад поехали, в сторону Геническа. В селе чисто.
– Ты этому деду веришь?
– Нет. Но стрельбы не слышно – тишина.
– Так мы и там, на озерах, не слышали, как тех туристов расстреливали. Только когда под ухом Натаху убили, тогда услышали.
– Там другое дело – море рядом было у вас, а у меня с Лысым – Сиваш. Волны шумели. Да и до ближайшей стоянки километров пять, наверное, было. Далеко. Вы, ребята, как хотите, а я пешком в сторону Геническа не пойду. И ночевать на крыше птичника тоже не стану. И вам не советую. Надо в село пробираться. Вон, по зарослям до окраины доползем, а там осторожно, не маяча у всех на виду, за заборами и кустами пройдем куда надо.
Дед не соврал – кто-то в селе похозяйничал круто. На окраине следов погрома не было, в одном из домов за окном даже виднелось движение – кто-то наблюдал. А вот дальше… Изрешеченные машины со стеклами, забрызганными кровью, дымящиеся руины разрушенных домов, трупы во дворах и на улицах. И никого – лишь смутные тени кое-где мелькают. Тени таких же перепуганных беглецов, скрывающихся ото всех.
Перед воротами пансионата стояла милицейская машина. Тоже расстреляна и тоже с заляпанными красным остатками стекол. И здесь козопас не соврал. Сразу за воротами лежал труп Томы – той самой добродушной толстухи, которой Юлька ключ оставляла. В обязанности женщины входили в том числе встречи новых постояльцев. Видимо, вышла встречать, и вот…
Юльку нашли у порога домика. Она была первым живым человеком, который не спрятался при виде Тохиной компании. Девушка стояла на коленях перед телами мужчины и женщины. Пара вышла из домика, в нее выпустили очередь – двери изрешечены, хлипкая стена тоже в рваных пробоинах.
Юлька не плакала. Просто смотрела. Молча. Не мигая. Будто степной суслик на посту у своей норки.
Олег, мгновенно оценив картину, вздохнул:
– Это ее родители. Вот же…
Подойдя к девушке, он попытался обнять ее за плечи. Наверное, хотел отвести от трупов. Она брезгливо стряхнула его ладони:
– Не тронь!
– Хорошо-хорошо! Посиди еще немного. Посиди…
Тоха, присев на крыльцо, вытянул утомленные ноги, тихо вопросил:
– Ну что? Какие идеи у кого?
Как ни странно, идеи бурлили в пустой голове Лысого:
– Нам полный пипец. Солдаты были в противогазах. Вирус, наверное, тут – типа эпидемии. Окружили всю косу и всех валят, чтобы зараза не разнеслась. Я такое в кино видел.